Попытка истолкования "семи наставлений мертвым" к. Семь наставлений мертвым читать

Юнг, Карл Густав "Семь наставлений мертвым"

SEPTEM SERMONES AD MORTUOS

Семь наставлений мертвым, что написал Василид из Александрии, –

города, где Восток соприкасается с Западом

Мертвые возвратились из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил:

Слушайте же: Я начну от ничто . Ничто, по сути, то же, что Полнота. В бесконечности наполненность равно, что пустота. Ничто – пусто и полно. Вы можете сказать равным образом и иное о ничто , к примеру, что оно бело или черно, или что его нет. Бесконечное и вечное не имеет свойств, ибо имеет все свойства.

Ничто или Полноту мы наречем Плеромой. В ней прекращает свой путь бытие и помышление, поскольку вечное и бесконечное не имеет свойств. Там нет никого, потому как иначе некий Т от отличался бы от Плеромы и имел свойства, которые делали бы его отличным от Плеромы.

В Плероме есть все и ничего: не стоит помышлять о Плероме, ибо это означало бы саморастворение.

Творение пребывает не в Плероме, но в себе. Плерома есть начало и конец Творения. Она проходит его насквозь подобно тому, как солнечный луч проницает всю толщу воздуха. Хотя Плерома проходит непременно насквозь, нет у творения в том части – так цельно прозрачное тело не становится через свет, сквозь него проходящий, ни светлым, ни темным.

Мы же сама Плерома и есть, ибо мы часть вечного и бесконечного. Нет у нас, однако, в том части, ибо мы бесконечно отдалены от Плеромы – не пространственно либо временно, но сущностно , – тем, что отличны от Плеромы как Творение, имеющее пределы в пространстве и во времени.

Поскольку мы суть части Плеромы, Плерома также в нас. Плерома и в своей малейшей крапине бесконечна, вечна и нерушима, ведь малое и большое суть свойства, что пребывают в ней. Она есть Ничто, кое всюду нерушимо и не прекратимо .

Оттого-то говорю я о Творении как о части Плеромы лишь под видом иносказания, ибо Плерома воистину всюду неделима, потому как она есть Ничто. Но и мы суть цельная Плерома, ведь Плерома лишь иносказательно, в допущении, малейшая крапинка, сущая в нас. Она и свод небесный, нас объемлющий. Зачем же нам вести речь о Плероме как такой, когда она В се и Ничто.

А затем говорю я, дабы с чего-нибудь начать и избавить Вас от химеры, будто где-либо вовне или изнутри есть прежде опыта установленное или хоть сколько-нибудь определенное. Все именуемое установленным либо определенным относительно. Лишь то, что подвержено изменению, установлено и определено.

Изменяемо лишь Творение, стало быть, оно единственное установлено и определено, ибо есть у него свойства, да и само оно свойство.

Мы вопрошаем: Как явилось Творение? Являлись Творения, но не Творение, поскольку Творение есть свойство самой Плеромы, равно как не творение, вечная Смерть. Всегда и всюду есть Творение, всегда и всюду есть Смерть. В Плероме пребывает все, отличимость и не отличимость .

Творение есть отличимость . Оно отличимо . Отличимость – его сущность, потому оно и отличает. Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость . Посему отличает он и свойства Плеромы, коих не существует. Он отличает их по своей сущности. Оттого человеку приходится вести речь о свойствах Плеромы, коих не существует.

Вы скажете: Что толку говорить о том? Ты же сам сказал, что не стоит помышлять о Плероме.

Вам я сказал, дабы освободить от химеры, что можно помышлять о Плероме. Когда мы отличаем свойства Плеромы, то речь ведем применительно к нашей отличимости и о нашей отличимости , но никак не о Плероме. О нашей же отличимости надобно говорить, дабы тем мы сумели себя достаточно отличить. Наша сущность есть отличимость . А не будем той сущности верны, то и отличим себя недостаточно. Потому нам должно творить отличаемость свойств.

Вы станете вопрошать: А что плохого станется, если не отличить себя?

Не отличая, угодим мы за пределы своей сущности, за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а она есть иное свойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плерому и перестанем быть Творением, себя обрекая растворению в Ничто .

А это Смерть Творению. Мы, стало быть, умрем втой мере, в каковой не станем отличать. Оттого-то естественное устремление Творения направлено к отличимости противу изначальной опасной тождественности. Имя тому устремлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS. Тот принцип есть сущность Творения. Из чего можно вам усмотреть, почему неотличимость и неотличение являют собой великую опасность для Творения.

Вот потому нам должно отличать свойства Плеромы. Те свойства суть попарно сочетаемые противоположения, как то :

Сущее – Не-сущее ,

Полнота – Пустота,

Живое – Мертвое,

Различное – Тождественное,

Светлое – Темное,

Горячее – Холодное,

Сила – Материя,

Время – Пространство,

Добро – Зло,

Красота – Уродство,

Единое – Множественное, etc .

Парные противоположения суть свойства Плеромы, коих в ней нет, ибо они друг друга упраздняют.

Поскольку мы суть сама Плерома, в нас присутствуют все эти свойства, а когда основание нашей сущности – отличимость , то и имеем мы те свойства во имя отличимости и под знаком ее, что означает:

первое: Свойства, что в нас, друг от друга отличены и разделены, посему они не упраздняются, но пребывают сущими. Оттого мы жертвы парных противоположении. В нас Плерома разорвана.

второе: Свойства причастны Плероме, для нас же возможно и должно жить в обладании ими лишь во имя отличимости и под ее знаком. Нам должно отличать себя от тех свойств. В Плероме они упраздняют себя, в нас же нет. Отличаемость от них спасает.

Когда наши устремления направлены к Добру или Красоте, мы забываем про нашу сущность, то есть отличимость , и обрекаем себя на свойства Плеромы, а они суть парные противоположения. Мы силимся, дабы достичь Добра и Красоты, но наряду с тем обретаем Зло и Уродство, потому как в Плероме они едины с Добром и Красотой.

Когда же мы остаемся верны своей сущности, именно – отличимости , то отличаем себя от Добра и от Красоты, а тем самым – от Зла и Уродства. Мы тогда не низвергаемся в Плерому, то есть в ничто и в растворенность.

Вы станете прекословить: Ты говорил, будто Различимое и Тожественное равно свойства Плеромы. Как быть тогда, когда мы свои устремления направим к различению? Разве тогда не будем мы верны своей сущности? Не придется ли нам, устремляясь к различению, обречь себя натожественность?

Не должно вам забывать, что Плерома не имеет свойств. Мы их созидаем помышлением. Стало быть, когда вы устремляетесь к различению, к тожественности или к иным свойствам, то устремляетесь к помыслам. Что проистекают навстречу вам из Плеромы, именно к помыслам о не существующих свойствах Плеромы. В погоне за теми помыслами вы погружаетесь снова в Плерому и достигнете различения и тожественности разом. Не ваше помышление, но ваша сущность – отличимость . Посему не должно вам устремляться к различению, как вы о том помышляете, но к вашей сущности. Есть, по сути, одно лишь устремление, именно устремление к собственной сущности. Если есть у вас таковое устремление, то вовсе нет нужды вам знать о Плероме и ее свойствах, и придете вы к правой цели силою вашей сущности. Ну а когда помышление отдалено отсущности , то и приходится мне наставлять вас в знании, дабы сумели вы удержать в узде ваше помышление.

Мертвые стояли в ночи вдоль стен и восклицали: Желаем знать о Боге. Где Бог? Бог мертв?

Бог не мертв, он жив так же, как и исстари. Бог, он – Творение, нечто определенное, а посему отличен от Плеромы. Бог – свойство Плеромы, ибо все, что сказал я о Плероме, действительно и для Него.

Он отличается, однако, от Творения через то, что многократно темней и неопределимой , чем Творение. Он менее отличим, чем Творение, ибо в основании Его сущности пребывает сущая Полнота, и в той лишь мере определим и отличим, в коей Он Творение, но и в той же мере Он –п роявление сущей Полноты Плеромы.

Все, что не отличено нами, низвергается в Плерому и упраздняется купно со своим противоположением. Оттого-то, когда не отличаем мы Бога, упраздняется для нас сущая Полнота.

Бог, однако, и сама Плерома, подобно тому как малейшая крапина в сотворенном и несотворенном та же Плерома.

Истинная Пустота есть сущность Дьявола. Бог и Дьявол суть первые проявления Ничто, каковое именуем Плеромою. Равно Плерома то или нет, ибо она упраздняет себя во всем сама. Не таково Творение. В том отношении, в коем Бог и Дьявол суть Творения, они не упраздняют себя, но противостоят Друг другу как сущие противоположения. Нет нужды нам в доказательстве их бытия, довольно того, что приходится нам снова и снова вести речь о них. А когда б обоих не было, то Творение оказалось бы вне своей отличимой сущности, оно все сызнова отличалось бы из Плеромы вовне.

Все, что отличенность изымает из Плеромы, являет собой парные противоположения, посему Богу всегда причастен Дьявол.

Сопричастность эта, что вам даже по жизни своей довелось познать, столь сокровенна, столь неизбывна, как Плерома сама. А проистекает она из того, что оба весьма близко отстоят от Плеромы, в коей все противоположения упразднены и слиты воедино.

Бог и Дьявол отличимы через полноту и пустоту, созидание и разрушение. Общее для обоих сущее. Сущее их связывает. Потому сущее возвышается над обоими, и оно есть Бог над Богом, ибо оно соединяет Полноту и Пустоту в их сущем .

Вот Бог, о коем вам неизвестно, ибо люди его позабыли. Мы именуем его присущим ему именем АБРАКСАС. Он еще более неопределим , чем Бог и Дьявол.

Дабы отличить от него Бога, мы именуем Бога ГЕЛИОС либо Солнце.

Абраксас – сущее, ничто ему не противостоит, кроме того, в чем нет сути, потому сущая его природа распространяется свободно. Того, в чем нет сути,– не существует и не противостоит. Абраксас возвышен над Солнцем и возвышен над Дьяволом. Он есть невероятное вероятное, несущее сущее. Когда б у Плеромы была сущность, Абраксас был бы ее проявлением.

Хоть он и есть само сущее, но, однако, ничего определенно сущего, но лишь сущее вообще.

Он несуще сущ , поскольку не имеет определенного сущего.

Он и Творение, ибо он отличим от Плеромы.

Солнце определенно сущее, как и Дьявол, оттого они нам представляются более сущим , чем неопределимый Абраксас .

Он есть Сила, Длительность, Переменчивость.

И произошло тут у мертвых смущение, ибо были они христиане.

Мертвые подступали подобно туману с болот и восклицали: Говори нам далее о Верховном Боге.

Абраксас есть Бог, коего мудрено распознать. Он имеет наибольшую часть, ибо она незрима для человека. От Солнца зрит человек summum b опит , то есть высшее благо,

от Дьявола infinum malum , то есть беспредельное зло, от Абраксаса же непреодолимую ни в коей мере жизнь, каковая есть мать доброго и дурного.

Жизнь кажется слабосильнее и меньше, чем summum bonum , посему даже в мыслях трудно представить, что Абраксас во власти превосходит Солнце, кое само есть сиятельный источник всякой жизненной силы.

Абраксас есть Солнце и наравне заглатывающее вековечное жерло Пустоты, все умаляющей и расчленяющей, жерло Дьявола.

Власть Абраксаса двукратна. Но вы не зрите ее, ибо в ваших глазах уравнивается противоположная направленность той власти.

Что говорит Бог-Солнце, есть жизнь,

что говорит Дьявол, есть Смерть.

Абраксас же говорит слово досточтенное и проклятое, что есть равно жизнь и смерть.

Абраксас творит истину и ложь, добро и зло, свети тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абраксас грозен.

Он великолепен подобно льву во мгновение, когда тот повергает ниц свою жертву. Он прекрасен, как день весны.

Да он сам великий Пан, что значит В се, и он же малость. Он и Приап .

Он есть монстр преисподней, полип (Polypus (греч.) – многоногий. – Прим. пер.) тысячерукий , воскрыленный, змий извивистый, неистовство само.

Он же Гермафродит низшего начала.

Он господин жаб и лягушек, в воде обитающих и насушу выходящих, о полудни и о полуночи поющих хором.

Он есть Наполненное, что воссоединяется с Пустым.

Он есть святое совокупление.

Он есть любовь и ее умерщвление.

Он есть святой и предающий святого.

Он есть светлейший свет дня и глубочайшая ночь безумства.

Его зреть – слепота.

Его познать – недуг.

Ему молиться – смерть.

Его страшиться – мудрость.

Ему не противиться – спасение.

Бог пребывает при солнце. Дьявол пребывает при ночи. Что Бог рождает из света. Дьявол утаскивает в ночь. Абраксас же мир, становление и преходящесть мира. На всякое даяние Бога-Солнце Дьявол налагает свое проклятие.

Все, что вы ни просите у Бога-Солнце , порождает и деяние Дьявола.

Все, что вы ни сотворите совместно с Богом-Солнце , дает Дьяволу сущую силу.

Таков он, грозный Абраксас .

Он есть могущественнейшее Творение, в нем Творение страшится себя самого.

Он есть явленное противоречие меж Творением и Плеромою, в коей заключено ничто.

Он есть ужас сына пред матерью.

Он есть любовь матери к сыну.

Он есть восторженность земли и жестокость неба.

Не вопрошает он и не отвечает.

Он есть жизнь Творения.

Он есть сущее Отличимости .

Он есть любовь человека.

Он есть речь человека.

Он есть свет и тень человека.

Он есть обманное сущее.

Тут мертвые завопили, зашумели, ибо они были несовершенны.

Мертвые, что ропща заполняли пространство окрест, говорили: Сказывай нам, проклятый , о Богах и Дьяволах.

Бог-Солнце есть высшее добро. Дьявол есть противное ему, вот имеете двух богов.

Но существует много высокого добра и много тягостного зла, а потому существует два богодьявола , один именем пылающее , другой же – растущее.

Пылающее есть Эрос в образе пламени. Он сияет, меж тем как пожирает.

Растущее есть древо жизни, оно зеленеет, меж тем как, вырастая, скапливает живое вещество.

Эрос воспламеняется и умирает, древо жизни же медленно и неуклонно произрастает сквозь безмерное время.

Доброе с дурным едины в пламени.

Доброе с дурным едины в произрастаньи древа.

Жизнь и любовь противостоят в своей божественности друг другу.

Подобно сонмам звезд, безмерно число богов и дьяволов.

Всякая звезда есть бог, и всякое пространство, кое полнит звезда, есть дьявол.

Все пустота целого же есть Плерома.

Абраксас есть сущее целого, лишь несущее противостоит ему.

Главных богов числом четыре, ибо четыре является числом измерений мира.

Один есть начало, Бог-Солнце.

Другой есть Эрос, ибо он связывает двоих и распространяется в сиянии.

Третий – древо жизни, ибо полнит пространство телами.

Четвертый – Дьявол, ибо он отмыкает все замкнутое, разлагает все, обладающее формою, и все телесное, он разрушитель, в коем все обращается в ничто .

Блажен я, оттого что дано мне познать множественность и разнообразность богов. Горе вам, сменившим ту несовместную множественность на единственного Бога. На муки неразумения и искажения обрекли вы через то творение, коего сущность и устремление есть отличимость . Как можете быть верны вы своей сущности, когда множественное хотите свести к одному? Что чините богам, то случается и с вами. Всех вас уравняют, и исказится тем ваша сущность.

Воцаренье равенства допустимо человека ради , ноне бога ради, ибо богов суть множества, людей же малость. Боги могучи, и они переносят свою различность, ибо, подобно звездам, пребывают они в одиночестве и ужасающем отдалении друг от друга. Люди же слабы и не переносят свою различность, ибо они пребывают вблизи, подле друг друга, и нуждаются в общности, дабы снести свою особость. Ради спасения вашего я наставляю вас в отвергаемом, и того ради сам я отвергнут. Многому числу богов соответствует многое число людей. Неисчислимые боги ожидают, дабы принять человеческий образ. Неисчислимые боги некогда были людьми. Человек причастен к сущности богов, он происходит от богов и идет к Богу.

Как не стоит помышлять о Плероме, так не стоит почитать множество богов. По меньшей мере стоит почитать первого Бога, сущую Полноту и summum bonum . Через молитву мы ничего не можем туда привнести и ничего не можем оттуда взять, ибо все поглощает в себя сущая Пустота. Светлые боги образуют небесный мир, они многократны, они распространяют себя и множат бесконечно. Их высочайший господин есть Бог-Солнце.

Темные боги образуют земной мир. Они однократны, они бесконечно умаляют себя и сокращают. Их нижайший господин есть Дьявол, дух луны, приспешницы земли, что и менее, и холоднее, и мертвее, чем земля. Нет различия во власти небесных и земных богов. Небесные боги умножают, земные же умаляют. Направления в обе стороны суть безмерны.

Мертвые глумливо орали: поучай нас, дурень , о Церкви и святых общении.

Мир богов проявляется в духовном и плотском. Небесные боги являют себя в духовном , земные же в плотском. Духовное воспринимает и внимает. Оно женственно, и потому мы именуем его mater coelestis , матерь небесная. Плотское порождает и зиждет . Оно мужественно, и потому мы именуем его phallos , отец естества. Плотское мужа более от естества, плотское жены более от духа. Духовное мужа от небес, оно направлено к высшему .

Духовное жены более от естества, оно направлено к низшему . Ложь и дьявольщина суть духовность мужа, что направлена к низшему .

Ложь и дьявольщина суть духовность жены, что направлена к высшему .

Муж и жена, пребывая друг подле друга, обратятся в дьявола, ежели они не разъединят свои духовные пути, ибо сущность Творения есть отличимость .

У мужа плотское направлено к естеству, у жены плотское направлено к духовному. Муж и жена, пребывая друг подле друга, обратятся в дьявола, ежели они не разъединят плотское свое.

Муж тогда познает низшее , жена же высшее.

Человек отличает себя от духовного и от плотского. Он именует духовное Матерью и помещает его между небесами и землей. Он именует плотское Фаллосом и помещает его меж собою и землей, ибо и Матерь, и Фаллос суть сверхчеловеческие демоны и проявления мира богов. Для на сони более сущи , чем боги, поскольку они сродни с нашею сущностью. Когда же вы себя не отличите от плотского и от духовного и не станете взирать на них как на сущности, что над вами и вкруг вас, то и обречены будете им как свойствам Плеромы. Духовное и плотское не суть ваши свойства, не вещи, коими вы обладаете, напротив, они обладают вами и объемлют вас. Они – могучие демоны, в облике коих являют себя, а потому суть вещи, достигающие того, что над вами, вовне, – вещи, существующие сами по себе. Нет никого, кто владеет духовным как таким или плотским как таким, но он пребывает под властью закона духовного или плотского. Посему никто не избегнет тех демонов. Вам должно рассматривать их как демонов, как общее дело и общую же опасность, как общее бремя, что жизнь взвалила на вас. Таки жизнь для вас есть общее дело и общая опасность, равно как боги, а прежде всех грозный Абраксас .

Слаб человек, а потому ему необходимо нужна сообщность .

Когда сообщность не пребывает под знаком Матери, она пребывает под знаком Фаллоса. Где недуг и муки, нет сообщности . Но сообщность для всякого человека есть раздробленность и растворение.

Отличимость ведет к особному бытию. Особное бытие противно сообщности . Однако ради слабости человеческой пред богами и демонами и их неодолимым законом надобна сообщность . Пусть будет настолько сообщности , насколько есть в ней надобность, не человека ради , но из-забогов . Боги принуждают вас к сообщности . Они вас принуждают в той мере, в коей сообщность необходима . А что излишне, то дурно.

Один пусть в сообщности подчиняется другому, дабы тем сохранить сообщность , ибо есть у вас в ней нужда.

В особном же бытии пусть один ставит себя выше другого, дабы каждый пришел к самому себе и избегнул бы рабства,

Пусть в сообщности пребудет воздержанность.

Пусть в особном бытии пребудет расточительность.

Сообщность есть глубь,

особное бытие есть высь.

В сообщности верная мера очищает и сохраняет. В особном бытии верная мера очищает и дополняет. Сообщность дарит нас теплом, особное бытие дарит нас светом.

Демон плотского подступает к нашей душе подобно змее. Она есть вполовину человечья душа и именуется помыслами хотения.

Демон духовного слетает в нашу душу подобно белой птице. Он тоже вполовину человечья душа и именуется хотением помыслов.

Змея есть естественная душа, вполовину демоническая, она дух и сродни с духами мертвых. Как и те, она скитается повсюду средь земных вещей и добивается, чтоб ее страшились, или же пробуждает в нас вожделения. По природе своей змея женственна и ищет общества мертвых, именно тех, кто прикован к земле и не нашел пути к другому, к особному бытию. К тому ж она блудлива, путается с дьяволом и злыми духами. Подлый тиран и дух-мучитель, она повседневно прельщает человека дурным сообществом. А белая птица есть вполовину небесная человечья душа. Она пребывает у Матери и подчас опускается долу. Птица имеет мужеское начало. Она есть сущий помысел. Она же посланница матери, целомудренная и одинокая. Птица летает высоко над землей и наказывает быть особно . Она приносит вести об отдалившихся, тех, что ушли вперед и стали совершенны. Наше слово возносит она Матери. Матери дано заступаться, дано предостерегать, но ничтожна власть ее сравнительно с богами. Она есть сосуд солнца. Змея сходит вниз и лукавством усмиряет фаллического демона или же подстрекает его. Она выносит в гору наихитрейшие помыслы естества, кои пролазят во все щели и всюду алчно присасываются. Хоть змее и не по нраву, однако ей случается быть нам полезной. Когда она ускользает от наших рук, то указует путь, которого человеку своим разумом не найти.

Мертвые глядели презрительно и говорили: Прекрати свои речи про богов, демонов и души, нам про то по сути давно известно.

В ночи снова воротились мертвые и говорили с жалким видом: Еще про одно мы забыли, дай нам наставление о человеке.

Человек – ворота, через которые вы из мира внешнего – мира богов, демонов и душ – входите в мир внутренний, в меньший мир. Мал и ничтожен человек, вот уже он остается у вас позади, и вы пребываете снова в бесконечном пространстве, в меньшей или же внутренней бесконечности.

В безмерной отдаленности одна-единственная звезда стоит в зените.

Это и есть тот единственный Бог этого одного человека, это есть его мир, его Плерома, его божественность.

В мире том принадлежит человек Абраксасу , каковой его, человека, мир порождает либо поглощает.

Звезда эта есть Бог и предел человеку.

Она есть единственный Бог, что ему предводительствует, в нем человек находит успокоение, к нему ведет долгое странствие души послесмерти , в нем воссияет, подобно свету, все, что влечет обратно за собою человек из большего мира.

К нему одному возносит человек молитву.

Молитва прибавляет света звезде, она пролагает мост над смертью, она уготавливает жизнь для мира меньшего и умаляет безнадежное хотение мира большего. Когда больший мир охладеет, засияет звезда. Ничто не стоит меж человеком и его единственным Богом, ежели только способен человек отвести глаза от полыхающего образа Абраксаса . Человек здесь, а Бог там.

Слабость и ничтожность здесь, бесконечная творящая сила там. Здесь все – тьма, хлад и ненастье, там все – Солнце.

На том приумолкли мертвые и развеялись подобно дыму над костром пастуха, что в ночи сторожил свое стадо.

Интерпретация Юнгом гностицизма важна по отношению к его пониманию каббалы, потому что много основополагающих каббалистических тем предвосхищалось в гностических источниках, которые Юнг комментировал. Знакомство Юнга с гностицизмом прослеживается в его письмах; его основные высказывания на эту тему отражены в его эссе "Гностические Символы Самости". Однако, задолго до того, как он систематически рассматривал гностицизм с точки зрения его аналитической психологии, Юнг был знаком с гностической теологией и даже создал в 1916 свой собственный "Гностический миф", который он распространил конфиденциально среди друзей, и который, по его собственному запросу, был исключен из его собрания сочинений. Этот миф, как мы теперь знаем, был изначально включен в Красную Книгу, и, как говорил Юнг, был продиктован ему Филемоном, являвшимся ему во время ранних видений и экспериментов с активным воображением. В "Septem Sermones ad Mortuos" (Семь наставлений Мертвым), так же как в других фрагментах Красной Книги, Юнг затрагивает много "гностических" тем, к которым он возвращался много раз в его более поздних трудах.

Среди этих тем возможно самым существенным и глубоким является интерес объединение противоположностей и единство противоречий. "Слушайте", пишет Юнг, "Я начинаю с небытия. Небытие - то же самое, что и обилие. Всеобщая бесконечность не лучше пустоты. Небытие есть и пустота и полнота." "Плерома" (или полнота бытия гностиков, которую можно счесть эквивалентом Эйн соф) характеризуется, как говорит нам Юнг, "парами противоположностей", такими как "жизнь и смерть", "добро и зло", "красота и уродство", "один и множество". Эти противоположности равны и, следовательно, недействительны в Плероме, но "отличны и разделимы" в человеке. "Таким образом", - пишет Юнг, "мы - жертвы пар противоположностей. Плерома - искупление в нас". "Абраксас" - "бог, о котором забывают," стоит выше Бога, которому поклоняются, и был бы первой манифестацией Плеромы, если бы у Плеромы действительно было выразимое бытие, "он бы освящал и проклинал слово, которое является жизнью и смертью... правдой и ложью, добром и злом, светом и тьмой одном слове и в одном действии". В Красной Книге, мы находим "растворение вместе смысла, и бессмыслица... создают высший смысл". Великая полнота обилий и великая пустота являются одним и тем же" и "безумие и разум хотят супружества, - противоположности охватывают друг друга, сходятся во взглядах и смешиваются". Доктрина coincidentia oppositorum также играла значимую роль в Психологических Типах, которые Юнг написал и издал во время периода гностических видений.

Множество других, как правило гностических идей появляется в "Семи Проповедях". Среди них доктрина о том, что, "потому что мы - частицы Плеромы, Плерома также находится в нас." Мы также согласно Юнгу, "вся Плерома", принцип, когда каждая мельчайшая частица в микромире - прекрасное зеркало Человека космоса как конечного творения, обладающего "самобытностью", и человеку естественно бороться и идти к самобытности и индивидуализации. Однако, это сражение против единства противоположностей и за последовательное истребление одной из сторон в конечном счете бесполезно, поскольку мы часть Плеромы, наше преследование всяких различий неизбежно принуждает нас захватывать каждую из их противоположностей. В преследовании добра и красоты мы обязательно захватываем зло и уродство. Следовательно, человек не должен бороться за иллюзию, а скорее за его собственное бытие, которое приводит его к экзистенциальному (а не эпистемологическому) пониманию Плеромы как "звезды", которая является его окончательной сущностью и целью.

Указания Юнга для человека в "Семи наставлениях" являются очень важными, потому они, судя по всему, отражают принцип гностиков. Этот мир кроме самобытности и индивидуации ничего не предлагает человеку. Человек должен повернуться спиной к миру "creatura" и следовать за своей внутренней звездой вне этого космоса, поскольку, согласно Юнгу:

Слабость и небытие здесь, там вечно творческая сила. Здесь только тьма и пугающая сырость. Там всегда солнце.

Несколько лет спустя, когда Юнг приходит к тому, чтобы бросить второй взгляд на гностицизм сквозь призму более полно развитой архетипической психологии, он оценивает его скорее в каббалистической, нежели в гностической манере, то есть, намного более позитивно по отношению к миру и индивидуальному эго человека. Интересно, что есть изречения в Красной Книге, которые предвосхищают этот поворот. Например, в Liber Primus, Юнг пишет, "эта жизнь - путь, путь к непостижимому, которое мы называем божественным. Нет никакого другого пути. Все другие пути - ложные пути."

Несколько других идей, которые должны были стать важнейшими для поздней психологии Юнга, появляются в Красной Книге и "Семи наставлениях" Они включают темы принятия злой или теневой стороны Бога и человеческой природы, благодатный "хаос" как путь к открытию души, познанию неизвестного, и идею "перерождения" Бога и себя. Мы будем позже убедимся, как каждая из этих идей развита Юнгом в созвучии с алхимическими, и особенно каббалистическими символами и идеями.

Еще один момент относительно "Семи наставлений" - они отражают взгляд Юнга на сексуальность. Юнг принимает гностическую идею сексуальности, проникающей в космос. Для Юнга, как и для гностиков, сексуальность - сверхъестественный феномен, а не просто естественная функция человечества.

Карл Густав Юнг

SEPTEM SERMONES AD MORTUOS

Семь наставлений мёртвым, что написал Василид из Александрии, - города, где Восток соприкасается с Западом

Мёртвые возвратились из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил:

Слушайте же: Я начну от н и ч т о. Ничто, по сути, то же, что Полнота. В бесконечности наполненность равно что пустота. Ничто - пусто и полно. Вы можете сказать равным образом и иное о ничто, к примеру, что оно бело или черно, или что его нет. Бесконечное и вечное не имеет свойств, ибо имеет все свойства.

Ничто или Полноту мы наречём Плеромой. В ней прекращает свой путь бытие и помышление, поскольку вечное и бесконечное не имеет свойств. Там нет никого, потому как иначе некий Тот отличался бы от Плеромы и имел свойства, которые делали бы его отличным от Плеромы.

В Плероме есть всё и ничего: не стоит помышлять о Плероме, ибо это означало бы саморастворение.

Творение пребывает не в Плероме, но в себе. Плерома есть начало и конец Творения. Она проходит его насквозь подобно тому, как солнечный луч проницает всю толщу воздуха. Хотя Плерома проходит непременно насквозь, нет у творения в том части - так цельнопрозрачное тело не становится через свет, сквозь него проходящий, ни светлым, ни тёмным.

Мы же сама Плерома и есть, ибо мы часть вечного и бесконечного. Нет у нас, однако, в том части, ибо мы бесконечно отдалены от Плеромы - не пространственно либо временно, но сущностно, - тем, что отличны от Плеромы как Творение, имеющее пределы в пространстве и во времени.

Поскольку мы суть части Плеромы, Плерома также в нас. Плерома и в своей малейшей крапине бесконечна, вечна и нерушима, ведь малое и большое суть свойства, что пребывают в ней. Она есть Ничто, кое всюду нерушимо и непрекратимо.

Оттого-то говорю я о Творении как о части Плеромы лишь под видом иносказания, ибо Плерома воистину всюду неделима, потому как она есть Ничто. Но и мы суть цельная Плерома, ведь Плерома лишь иносказательно, в допущении, малейшая крапинка, сущая в нас. Она и свод небесный, нас объемлющий. Зачем же нам вести речь о Плероме как такой, когда она Всё и Ничто.

А затем говорю я, дабы с чего-нибудь начать и избавить Вас от химеры, будто где-либо вовне или изнутри есть прежде опыта установленное или хоть сколько-нибудь определённое. Всё именуемое установленным либо определённым относительно. Лишь то, что подвержено изменению, установлено и определено.

Изменяемо лишь Творение, стало быть, оно единственное установлено и определено, ибо есть у него свойства, да и само оно свойство.

Мы вопрошаем: Как явилось Творение? Являлись Творения, но не Творение, поскольку Творение есть свойство самой Плеромы, равно как нетворение, вечная Смерть. Всегда и всюду есть Творение, всегда и всюду есть Смерть. В Плероме пребывает всё, отличимость и неотличимость.

Творение есть отличимость. Оно отличимо. Отличимость - его сущность, потому оно и отличает. Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость. Посему отличает он и свойства Плеромы, коих не существует. Он отличает их по своей сущности. Оттого человеку приходится вести речь о свойствах Плеромы, коих не существует.

Вы скажете: Что толку говорить о том? Ты же сам сказал, что не стоит помышлять о Плероме.

Вам я сказал, дабы освободить от химеры, что можно помышлять о Плероме. Когда мы отличаем свойства Плеромы, то речь ведём применительно к нашей отличимости и о нашей отличимости, но никак не о Плероме. О нашей же отличимости надобно говорить, дабы тем мы сумели себя достаточно отличить. Наша сущность есть отличимость. А не будем той сущности верны, то и отличим себя недостаточно. Потому нам должно творить отличаемость свойств.

Вы станете вопрошать: А что плохого станется, если не отличить себя?

Не отличая, угодим мы за пределы своей сущности, за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а она есть иное свойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плерому и перестанем быть Творением, себя обрекая растворению в Ничто.

А это Смерть Творению. Мы, стало быть, умрём в той мере, в каковой не станем отличать. Оттого-то естественное устремление Творения направлено к отличимости противу изначальной опасной тождественности. Имя тому устремлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS. Тот принцип есть сущность Творения. Из чего можно вам усмотреть, почему неотличимость и неотличение являют собой великую опасность для Творения.

Вот потому нам должно отличать свойства Плеромы. Те свойства суть попарно сочетаемые противоположения, как то:

Сущее - Несущее, Полнота - Пустота, Живое - Мёртвое,

Различное - Тождественное, Светлое - Тёмное, Горячее - Холодное, Сила - Материя, Время - Пространство, Добро - Зло, Красота - Уродство,

SEPTEM SERMONES AD MORTUOS

Семь наставлений мертвым, что написал Василид из Александрии, – города, где Восток соприкасается с Западом

Мертвые возвратились из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил:
Слушайте же: Я начну от ничто. Ничто, по сути, то же, что Полнота. В бесконечности наполненность равно что пустота. Ничто – пусто и полно. Вы можете сказать равным образом и иное о ничто, к примеру, что оно бело или черно, или что его нет. Бесконечное и вечное не имеет свойств, ибо имеет все свойства.
Ничто или Полноту мы наречем Плеромой. В ней прекращает свой путь бытие и помышление, поскольку вечное и бесконечное не имеет свойств. Там нет никого, потому как иначе некий Тот отличался бы от Плеромы и имел свойства, которые делали бы его отличным от Плеромы.
В Плероме есть все и ничего: не стоит помышлять о Плероме, ибо это означало бы саморастворение.
Творение пребывает не в Плероме, но в себе. Плерома есть начало и конец Творения. Она проходит его насквозь подобно тому, как солнечный луч проницает всю толщу воздуха. Хотя Плерома проходит непременно насквозь, нет у творения в том части – так цельнопрозрачное тело не становится через свет, сквозь него проходящий, ни светлым, ни темным.
Мы же сама Плерома и есть, ибо мы часть вечного и бесконечного. Нет у нас, однако, в том части, ибо мы бесконечно отдалены от Плеромы – не пространственно либо временно, но сущностно, – тем, что отличны от Плеромы как Творение, имеющее пределы в пространстве и во времени.
Поскольку мы суть части Плеромы, Плерома также в нас. Плерома и в своей малейшей крапине бесконечна, вечна и нерушима, ведь малое и большое суть свойства, что пребывают в ней. Она есть Ничто, кое всюду нерушимо и непрекратимо.
Оттого-то говорю я о Творении как о части Плеромы лишь под видом иносказания, ибо Плерома воистину всюду неделима, потому как она есть Ничто. Но и мы суть цельная Плерома, ведь Плерома лишь иносказательно, в допущении, малейшая крапинка, сущая в нас. Она и свод небесный, нас объемлющий. Зачем же нам вести речь о Плероме как такой, когда она Все и Ничто.
А затем говорю я, дабы с чего-нибудь начать и избавить Вас от химеры, будто где-либо вовне или изнутри есть прежде опыта установленное или хоть сколько-нибудь определенное. Все именуемое установленным либо определенным относительно. Лишь то, что подвержено изменению, установлено и определено.
Изменяемо лишь Творение, стало быть, оно единственное установлено и определено, ибо есть у него свойства, да и само оно свойство.
Мы вопрошаем: Как явилось Творение? Являлись Творения, но не Творение, поскольку Творение есть свойство самой Плеромы, равно как нетворение, вечная Смерть. Всегда и всюду есть Творение, всегда и всюду есть Смерть. В Плероме пребывает все, отличимость и неотличимость.
Творение есть отличимость. Оно отличимо. Отличимость – его сущность, потому оно и отличает. Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость. Посему отличает он и свойства Плеромы, коих не существует. Он отличает их по своей сущности. Оттого человеку приходится вести речь о свойствах Плеромы, коих не существует.
Вы скажете: Что толку говорить о том? Ты же сам сказал, что не стоит помышлять о Плероме.
Вам я сказал, дабы освободить от химеры, что можно помышлять о Плероме. Когда мы отличаем свойства Плеромы, то речь ведем применительно к нашей отличимости и о нашей отличимости, но никак не о Плероме. О нашей же отличимости надобно говорить, дабы тем мы сумели себя достаточно отличить. Наша сущность есть отличимость. А не будем той сущности верны, то и отличим себя недостаточно. Потому нам должно творить отличаемость свойств.
Вы станете вопрошать: А что плохого станется, если не отличить себя?
Не отличая, угодим мы за пределы своей сущности, за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а она есть иное свойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плерому и перестанем быть Творением, себя обрекая растворению в Ничто.
А это Смерть Творению. Мы, стало быть, умрем в той мере, в каковой не станем отличать. Оттого-то естественное устремление Творения направлено к отличимости противу изначальной опасной тождественности. Имя тому устремлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS. Тот принцип есть сущность Творения. Из чего можно вам усмотреть, почему неотличимость и неотличение являют собой великую опасность для Творения.
Вот потому нам должно отличать свойства Плеромы. Те свойства суть попарно сочетаемые противоположения, как то:
Сущее – Не-сущее,
Полнота – Пустота,
Живое – Мертвое,
Различное – Тождественное,
Светлое – Темное,
Горячее – Холодное,
Сила – Материя,
Время – Пространство,
Добро – Зло,
Красота – Уродство,
Единое – Множественное, etc.
Парные противоположения суть свойства Плеромы, коих в ней нет, ибо они друг друга упраздняют.
Поскольку мы суть сама Плерома, в нас присутствуют все эти свойства, а когда основание нашей сущности – отличимость, то и имеем мы те свойства во имя отличимости и под знаком ее, что означает:
1. Свойства, что в нас, друг от друга отличены и разделены, посему они не упраздняются, но пребывают сущими. Оттого мы жертвы парных противоположений. В нас Плерома разорвана.
2. Свойства причастны Плероме, для нас же возможно и должно жить в обладании ими лишь во имя отличимости и под ее знаком. Нам должно отличать себя от тех свойств. В Плероме они упраздняют себя, в нас же нет. Отличаемость от них спасает.
Когда наши устремления направлены к Добру или Красоте, мы забываем про нашу сущность, то есть отличимость, и обрекаем себя на свойства Плеромы, а они суть парные противоположения. Мы силимся, дабы достичь Добра и Красоты, но наряду с тем обретаем Зло и Уродство, потому как в Плероме они едины с Добром и Красотой.
Когда же мы остаемся верны своей сущности, именно – отличимости, то отличаем себя от Добра и от Красоты, а тем самым – от Зла и Уродства. Мы тогда не низвергаемся в Плерому, то есть в ничто и в растворенность.
Вы станете прекословить: Ты говорил, будто Различимое и Тожественное равно свойства Плеромы. Как быть тогда, когда мы свои устремления направим к различению? Разве тогда не будем мы верны своей сущности? Не придется ли нам, устремляясь к различению, обречь себя на тожественность?
Не должно вам забывать, что Плерома не имеет свойств. Мы их созидаем помышлением. Стало быть, когда вы устремляетесь к различению, к тожественности или к иным свойствам, то устремляетесь к помыслам. Что проистекают навстречу вам из Плеромы, именно к помыслам о несуществующих свойствах Плеромы. В погоне за теми помыслами вы погружаетесь снова в Плерому и достигнете различения и тожественности разом. Не ваше помышление, но ваша сущность – отличимость. Посему не должно вам устремляться к различению, как вы о том помышляете, но к вашей сущности. Есть, по сути, одно лишь устремление, именно устремление к собственной сущности. Если есть у вас таковое устремление, то вовсе нет нужды вам знать о Плероме и ее свойствах, и придете вы к правой цели силою вашей сущности. Ну а когда помышление отдалено от сущности, то и приходится мне наставлять вас в знании, дабы сумели вы удержать в узде ваше помышление.

SERMO II

Мертвые стояли в ночи вдоль стен и восклицали: Желаем знать о Боге. Где Бог? Бог мертв?
Бог не мертв, он жив так же, как и исстари. Бог, он – Творение, нечто определенное, а посему отличен от Плеромы. Бог – свойство Плеромы, ибо все, что сказал я о Плероме, действительно и для Него.
Он отличается, однако, от Творения через то, что многократно темней и неопределимой, чем Творение. Он менее отличим, чем Творение, ибо в основании Его сущности пребывает сущая Полнота, и в той лишь мере определим и отличим, в коей Он Творение, но и в той же мере Он – проявление сущей Полноты Плеромы.
Все, что не отличено нами, низвергается в Плерому и упраздняется купно со своим противоположением. Оттого-то, когда не отличаем мы Бога, упраздняется для нас сущая Полнота.
Бог, однако, и сама Плерома, подобно тому как малейшая крапина в сотворенном и несотворенном та же Плерома.
Истинная Пустота есть сущность Дьявола. Бог и Дьявол суть первые проявления Ничто, каковое именуем Плеромою. Равно Плерома то или нет, ибо она упраздняет себя во всем сама. Не таково Творение. В том отношении, в коем Бог и Дьявол суть Творения, они не упраздняют себя, но противостоят Друг другу как сущие противоположения. Нет нужды нам в доказательстве их бытия, довольно того, что приходится нам снова и снова вести речь о них. А когда об боих не было, то Творение оказалось бы вне своей отличимой сущности, оно все сызнова отличалось бы из Плеромы вовне.
Все, что отличенность изымает из Плеромы, являет собой парные противоположения, посему Богу всегда причастен Дьявол.
Сопричастность эта, что вам даже по жизни своей довелось познать, столь сокровенна, столь неизбывна, как Плерома сама. А проистекает она из того, что оба весьма близко отстоят от Плеромы, в коей все противоположения упразднены и слиты воедино.
Бог и Дьявол отличимы через полноту и пустоту, созидание и разрушение. Общее для обоих сущее. Сущее их связывает. Потому сущее возвышается над обоими, и оно есть Бог над Богом, ибо оно соединяет Полноту и Пустоту в их сущем.
Вот Бог, о коем вам неизвестно, ибо люди его позабыли. Мы именуем его присущим ему именем АБРАКСАС. Он еще более неопределим, чем Бог и Дьявол.
Дабы отличить от него Бога, мы именуем Бога ГЕЛИОС либо Солнце.
Абраксас – сущее, ничто ему не противостоит, кроме того, в чем нет сути, потому сущая его природа распространяется свободно. Того, в чем нет сути,– не существует и не противостоит. Абраксас возвышен над Солнцем и возвышен над Дьяволом. Он есть невероятное вероятное, несущее сущее. Когда б у Плеромы была сущность, Абраксас был бы ее проявлением.
Хоть он и есть само сущее, но, однако, ничего определенно сущего, но лишь сущее вообще.
Он несуще сущ, поскольку не имеет определенного сущего.
Он и Творение, ибо он отличим от Плеромы.
Солнце определенно сущее, как и Дьявол, оттого они нам представляются более сущим, чем неопределимый Абраксас.
Он есть Сила, Длительность, Переменчивость.
И произошло тут у мертвых смущение, ибо были они христиане.

SERMO III

Мертвые подступали подобно туману с болот и восклицали: Говори нам далее о Верховном Боге.
Абраксас есть Бог, коего мудрено распознать. Он имеет наибольшую часть, ибо она незрима для человека. От Солнца зрит человек summum bопит, то есть высшее благо, от Дьявола infinum malum, то есть беспредельное зло, от Абраксаса же непреодолимую ни в коей мере жизнь, каковая есть мать доброго и дурного.
Жизнь кажется слабосильнее и меньше, чем summum bonum, посему даже в мыслях трудно представить, что Абраксас во власти превосходит Солнце, кое само есть сиятельный источник всякой жизненной силы.
Абраксас есть Солнце и наравне заглатывающее вековечное жерло Пустоты, все умаляющей и расчленяющей, жерло Дьявола.
Власть Абраксаса двукратна. Но вы не зрите ее, ибо в ваших глазах уравнивается противуположная направленность той власти.
Что говорит Бог-Солнце, есть жизнь, что говорит Дьявол, есть Смерть.
Абраксас же говорит слово досточтенное и проклятое, что есть равно жизнь и смерть.
Абраксас творит истину и ложь, добро и зло, свет и тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абраксас грозен.
Он великолепен подобно льву во мгновение, когда тот повергает ниц свою жертву. Он прекрасен, как день весны.
Да он сам великий Пан, что значит Все, и он же малость. Он и Приап.
Он есть монстр преисподней, полип (Polypus (греч.) – многоногий. – Прим. пер.) тысячерукий, воскрыленный, змий извивистый, неистовство само.
Он же Гермафродит низшего начала.
Он господин жаб и лягушек, в воде обитающих и насушу выходящих, ополудни и ополуночи поющих хором.
Он есть Наполненное, что воссоединяется с Пустым.
Он есть святое совокупление.
Он есть любовь и ее умерщвление.
Он есть святой и предающий святого.
Он есть светлейший свет дня и глубочайшая ночь безумства.
Его зреть – слепота.
Его познать – недуг.
Ему молиться – смерть.
Его страшиться – мудрость.
Ему не противиться – спасение.
Бог пребывает при солнце. Дьявол пребывает при ночи. Что Бог рождает из света. Дьявол утаскивает в ночь. Абраксас же мир, становление и преходящесть мира. На всякое даяние Бога-Солнце Дьявол налагает свое проклятие.
Все, что вы ни просите у Бога-Солнце, порождает и деяние Дьявола.
Все, что вы ни сотворите совместно с Богом-Солнце, дает Дьяволу сущую силу.
Таков он, грозный Абраксас.
Он есть могущественнейшее Творение, в нем Творение страшится себя самого.
Он есть явленное противоречие меж Творением и Плеромою, в коей заключено ничто.
Он есть ужас сына пред матерью.
Он есть любовь матери к сыну.
Он есть восторженность земли и жестокость неба.
Не вопрошает он и не отвечает.
Он есть жизнь Творения.
Он есть сущее Отличимости.
Он есть любовь человека.
Он есть речь человека.
Он есть свет и тень человека.
Он есть обманное сущее.
Тут мертвые завопили, зашумели, ибо они были не совершенны.

SERMO IV

Мертвые, что ропща заполняли пространство окрест, говорили: Сказывай нам, проклятый, о Богах и Дьяволах.
Бог-Солнце есть высшее добро. Дьявол есть противное ему, вот имеете двух богов.
Но существует много высокого добра и много тягостного зла, а потому существует два бого-дьявола, один именем пылающее, другой же – растущее.
Пылающее есть Эрос в образе пламени. Он сияет, меж тем как пожирает.
Растущее есть древо жизни, оно зеленеет, меж тем как, вырастая, скапливает живое вещество.
Эрос воспламеняется и умирает, древо жизни же медленно и неуклонно произрастает сквозь безмерное время.
Доброе с дурным едины в пламени.
Доброе с дурным едины в произрастаньи древа.
Жизнь и любовь противостоят в своей божественности друг другу.
Подобно сонмам звезд, безмерно число богов и дьяволов.
Всякая звезда есть бог, и всякое пространство, кое полнит звезда, есть дьявол.
Всепустота целого же есть Плерома.
Абраксас есть сущее целого, лишь несущее противостоит ему.
Главных богов числом четыре, ибо четыре является числом измерений мира.
Один есть начало, Бог-Солнце.
Другой есть Эрос, ибо он связывает двоих и распространяется в сиянии.
Третий – древо жизни, ибо полнит пространство телами.
Четвертый – Дьявол, ибо он отмыкает все замкнутое, разлагает все, обладающее формою, и всетелесное, он разрушитель, в коем все обращается в ничто.
Блажен я, оттого что дано мне познать множественность и разнообразность богов. Горе вам, сменившим ту несовместную множественность на единственного Бога. На муки неразумения и искажения обрекли вы через то творение, коего сущность и устремление есть отличимость. Как можете быть верны вы своей сущности, когда множественное хотите свести к одному? Что чините богам, то случается и с вами. Всех вас уравняют, и исказится тем ваша сущность.
Воцаренье равенства допустимо человека ради, но не бога ради, ибо богов суть множества, людей же малость. Боги могучи, и они переносят свою различность, ибо, подобно звездам, пребывают они в одиночестве и ужасающем отдалении друг от друга. Люди же слабы и не переносят свою различность, ибо они пребывают вблизи, подле друг друга, и нуждаются в общности, дабы снести свою особость. Ради спасения вашего я наставляю вас в отвергаемом, и того ради сам я отвергнут. Многому числу богов соответствует многое число людей. Неисчислимые боги ожидают, дабы принять человеческий образ. Неисчислимые боги некогда были людьми. Человек причастен к сущности богов, он происходит от богов и идет к Богу.
Как не стоит помышлять о Плероме, так не стоит почитать множество богов. По меньшей мере стоит почитать первого Бога, сущую Полноту и summum bonum. Через молитву мы ничего не можем туда привнести и ничего не можем оттуда взять, ибо все поглощает в себя сущая Пустота. Светлые боги образуют небесный мир, они многократны, они распространяют себя и множат бесконечно. Их высочайший господин есть Бог-Солнце.
Темные боги образуют земной мир. Они однократны, они бесконечно умаляют себя и сокращают. Их нижайший господин есть Дьявол, дух луны, приспешницы земли, что и менее, и холоднее, и мертвее, чем земля. Нет различия во власти небесных и земных богов. Небесные боги умножают, земные же умаляют. Направления в обе стороны суть безмерны.

Мертвые глумливо орали: поучай нас, дурень, о Церкви и святых общении.
Мир богов проявляется в духовном и плотском. Небесные боги являют себя в духовном, земные же в плотском. Духовное воспринимает и внимает. Оно женственно, и потому мы именуем его mater coelestis, матерь небесная. Плотское порождает и зиждет. Оно мужественно, и потому мы именуем его phallos, отец естества. Плотское мужа более от естества, плотское жены более от духа.
Духовное мужа от небес, оно направлено к высшему.
Духовное жены более от естества, оно направлено к низшему.
Ложь и дьявольщина суть духовность мужа, что направлена к низшему.
Ложь и дьявольщина суть духовность жены, что направлена к высшему.
Муж и жена, пребывая друг подле друга, обратятся в дьявола, ежели они не разъединят свои духовные пути, ибо сущность Творения есть отличимость.
У мужа плотское направлено к естеству, у жены плотское направлено к духовному. Муж и жена, пребывая друг подле друга, обратятся в дьявола, ежели они не разъединят плотское свое.
Муж тогда познает низшее, жена же высшее.
Человек отличает себя от духовного и от плотского. Он именует духовное Матерью и помещает его между небесами и землей. Он именует плотское Фаллосом и помещает его меж собою и землей, ибо и Матерь, и Фаллос суть сверхчеловеческие демоны и проявления мира богов. Для нас они более сущи, чем боги, поскольку они сродни с нашею сущностью. Когда же вы себя не отличите от плотского и от духовного и не станете взирать на них как на сущности, что над вами и вкруг вас, то и обречены будете им как свойствам Плеромы. Духовное и плотское не суть ваши свойства, не вещи, коими вы обладаете, напротив, они обладают вами и объемлют вас. Они – могучие демоны, в облике коих являют себя, а потому суть вещи, достигающие того, что над вами, вовне, – вещи, существующие сами по себе. Нет никого, кто владеет духовным как таким или плотским как таким, но он пребывает под властью закона духовного или плотского. Посему никто не избегнет тех демонов. Вам должно рассматривать их как демонов, как общее дело и общую же опасность, как общее бремя, что жизнь взвалила на вас. Таки жизнь для вас есть общее дело и общая опасность, равно как боги, а прежде всех грозный Абраксас.
Слаб человек, а потому ему необходимо нужна сообщность.
Когда сообщность не пребывает под знаком Матери, она пребывает под знаком Фаллоса. Где недуг и муки, нет сообщности. Но сообщность для всякого человека есть раздробленность и растворение.
Отличимость ведет к особному бытию. Особное бытие противно сообщности. Однако ради слабости человеческой пред богами и демонами и их неодолимым законом надобна сообщность. Пусть будет настолько сообщности, насколько есть в ней надобность, не человека ради, но из-за богов. Боги принуждают вас к сообщности. Они вас принуждают в той мере, в коей сообщность необходима. А что излишне, то дурно.
Один пусть в сообщности подчиняется другому, дабы тем сохранить сообщность, ибо есть у вас в ней нужда.
В особном же бытии пусть один ставит себя выше другого, дабы каждый пришел к самому себе и избегнул бы рабства,
Пусть в сообщности пребудет воздержанность.
Пусть в особном бытии пребудет расточительность.
Сообщность есть глубь, особное бытие есть высь.
В сообщности верная мера очищает и сохраняет. В особном бытии верная мера очищает и дополняет. Сообщность дарит нас теплом, особное бытие дарит нас светом.

SERMO VI

Демон плотского подступает к нашей душе подобно змее. Она есть вполовину человечья душа и именуется помыслами хотения.
Демон духовного слетает в нашу душу подобно белой птице. Он тоже вполовину человечья душа и именуется хотением помыслов.
Змея есть естественная душа, вполовину демоническая, она дух и сродни с духами мертвых. Как и те, она скитается повсюду средь земных вещей и добивается, чтоб ее страшились, или же пробуждает в нас вожделения. По природе своей змея женственна и ищет общества мертвых, именно тех, кто прикован к земле и не нашел пути к другому, к особному бытию. К тому ж она блудлива, путается с дьяволом и злыми духами. Подлый тиран и дух-мучитель, она повседневно прельщает человека дурным сообществом. А белая птица есть вполовину небесная человечья душа. Она пребывает у Матери и подчас опускается долу. Птица имеет мужеское начало. Она есть сущий помысел. Она же посланница матери, целомудренная и одинокая. Птица летает высоко над землей и наказывает быть особно. Она приносит вести об отдалившихся, тех, что ушли вперед и стали совершенны. Наше слово возносит она Матери. Матери дано заступаться, дано предостерегать, но ничтожна власть ее сравнительно с богами. Она есть сосуд солнца. Змея сходит вниз и лукавством усмиряет фаллического демона или же подстрекает его. Она выносит в гору наихитрейшие помыслы естества, кои пролазят во все щели и всюду алчно присасываются. Хоть змее и не по нраву, однако ей случается быть нам полезной. Когда она ускользает от наших рук, то указует путь, которого человеку своим разумом не найти.
Мертвые глядели презрительно и говорили: Прекрати свои речи про богов, демонов и души, нам про то по сути давно известно.

SERMO VII
В ночи снова воротились мертвые и говорили с жалким видом: Еще про одно мы забыли, дай нам наставление о человеке.
Человек – ворота, через которые вы из мира внешнего – мира богов, демонов и душ – входите в мир внутренний, в меньший мир. Мал и ничтожен человек, вот уже он остается у вас позади, и вы пребываете снова в бесконечном пространстве, в меньшей или же внутренней бесконечности.
В безмерной отдаленности одна-единственная звезда стоит в зените.
Это и есть тот единственный Бог этого одного человека, это есть его мир, его Плерома, его божественность.
В мире том принадлежит человек Абраксасу, каковой его, человека, мир порождает либо поглощает.
Звезда эта есть Бог и предел человеку.
Она есть единственный Бог, что ему предводительствует, в нем человек находит успокоение, к нему ведет долгое странствие души после смерти, в нем воссияет, подобно свету, все, что влечет обратно за собою человек из большего мира.
К нему одному возносит человек молитву.
Молитва прибавляет света звезде, она пролагает мост над смертью, она уготавливает жизнь для мира меньшего и умаляет безнадежное хотение мира большего. Когда больший мир охладеет, засияет звезда. Ничто не стоит меж человеком и его единственным Богом, ежели только способен человек отвести глаза от полыхающего образа Абраксаса. Человек здесь, а Бог там.
Слабость и ничтожность здесь, бесконечная творящая сила там. Здесь все – тьма, хлад и ненастье, там все – Солнце.
На том приумолкли мертвые и развеялись подобно дыму над костром пастуха, что в ночи сторожил свое стадо.

ANAGRAMMA:
NAHTRIHECCUNDE
GAHINNEVERAHTUNIN
ZEHGESSURKLACH
ZUNNUS

Семь наставлений мертвым, что написалВасилид из Александрии, –
города, где Восток соприкасается с Западом SERMO I

Мертвые возвратились из Иерусалима, где не нашлитого, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил:

Слушайте же: Я начну от ничто . Ничто, посути, то же, что Полнота. В бесконечности наполненностьравно что пустота. Ничто – пусто и полно. Вы можетесказать равным образом и иное о ничто, к примеру, что онобело или черно, или что его нет. Бесконечное и вечное неимеет свойств, ибо имеет все свойства.

Ничто или Полноту мы наречем Плеромой. В нейпрекращает свой путь и помышление, поскольку вечное ибесконечное не имеет свойств. Там нет никого, потому какиначе некий Тот отличался бы от Плеромы и имел свойства,которые делали бы его отличным от Плеромы.

В Плероме есть все и ничего: не стоит помышлятьо Плероме, ибо это означало бы саморастворение.

Творение пребывает не в Плероме, но в себе.Плерома есть начало и конец Творения. Она проходит егонасквозь подобно тому, как солнечный луч проницает всютолщу воздуха. Хотя Плерома проходит непременно насквозь,нет у творения в том части – так цельнопрозрачное телоне становится через свет, сквозь него проходящий, нисветлым, ни темным.

Мы же сама Плерома и есть, ибо мы часть вечногои бесконечного. Нет у нас, однако, в том части, ибо мыбесконечно отдалены от Плеромы – не пространственнолибо временно, но сущностно, – тем, что отличны отПлеромы как Творение, имеющее пределы в пространстве и вовремени.

Поскольку мы суть части Плеромы, Плерома также внас. Плерома и в своей малейшей крапине бесконечна, вечна инерушима, ведь малое и большое суть свойства, что пребываютв ней. Она есть Ничто, кое всюду нерушимо и непрекратимо.

Оттого-то говорю я о Творении как о частиПлеромы лишь под видом иносказания, ибо Плерома воистинувсюду неделима, потому как она есть Ничто. Но и мы сутьцельная Плерома, ведь Плерома лишь иносказательно, вдопущении, малейшая крапинка, сущая в нас. Она и своднебесный, нас объемлющий. Зачем же нам речь о Плеромекак такой, когда она Все и Ничто.

А затем говорю я, дабы с чего-нибудь начать иизбавить Вас от химеры, будто где-либо вовне или изнутриесть прежде опыта установленное или хоть сколько-нибудьопределенное. Все именуемое установленным либо определеннымотносительно. Лишь то, что подвержено изменению,установлено и определено.

Изменяемо лишь Творение, стало быть, оноединственное установлено и определено, ибо есть у негосвойства, да и само оно свойство.

Мы вопрошаем: Как явилось Творение? ЯвлялисьТворения, но не Творение, поскольку Творение есть свойствосамой Плеромы, равно как нетворение, вечная Смерть. Всегдаи всюду есть Творение, всегда и всюду есть Смерть. ВПлероме пребывает все, отличимость и неотличимость.

Творение есть отличимость. Оно отличимо.Отличимость – его , потому оно и отличает.Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость.Посему отличает он и свойства Плеромы, коих не .Он отличает их по своей . Оттого человекуприходится вести речь о свойствах Плеромы, коих несуществует.

Вы скажете: Что толку говорить о том? Ты же самсказал, что не стоит помышлять о Плероме.

Вам я сказал, дабы освободить от химеры, чтоможно помышлять о Плероме. Когда мы отличаем свойстваПлеромы, то речь ведем применительно к нашей отличимости ио нашей отличимости, но никак не о Плероме. О нашей жеотличимости надобно говорить, дабы тем мы сумели себядостаточно отличить. Наша сущность есть отличимость. А небудем той сущности верны, то и отличим себя недостаточно.Потому нам должно творить отличаемость свойств.

Вы станете вопрошать: А что плохого станется,если не отличить себя?

Не отличая, угодим мы за пределы своей сущности,за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а онаесть иное свойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плеромуи перестанем быть Творением, себя обрекая растворению вНичто.

А это Смерть Творению. Мы, стало быть, умрем втой мере, в каковой не станем отличать. Оттого-тоестественное устремление Творения направлено к отличимостипротиву изначальной опасной тождественности. Имя томуустремлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS . Тот принципесть сущность Творения. Из чего можно вам усмотреть, почемунеотличимость и неотличение являют собой великую для Творения.

Вот потому нам должно отличать свойства Плеромы.Те свойства суть попарно сочетаемые противоположения, как то:

Сущее – Не-сущее,

Полнота – Пустота,

Живое – Мертвое,

Различное – Тождественное,

Светлое – Темное,

Горячее – Холодное,

Сила – Материя,

Время – Пространство,

Добро – Зло,

Красота – Уродство,

Единое – Множественное, etc .

Парные противоположения суть свойства Плеромы,коих в ней нет, ибо они друг друга упраздняют.

Поскольку мы суть сама Плерома, в насприсутствуют все эти свойства, а когда основание нашейсущности – отличимость, то и имеем мы те свойства воимя отличимости и под знаком ее, что означает:

первое: Свойства, что в нас, друг от другаотличены и разделены, посему они не упраздняются, нопребывают сущими. Оттого мы жертвы парных противоположении.В нас Плерома разорвана.

второе: Свойства причастны Плероме, для нас жевозможно и должно жить в обладании ими лишь во имяотличимости и под ее знаком. Нам должно отличать себя оттех свойств. В Плероме они упраздняют себя, в нас же нет.Отличаемость от них спасает.

Когда наши устремления направлены к Добру илиКрасоте, мы забываем про нашу сущность, то естьотличимость, и обрекаем себя на свойства Плеромы, а онисуть парные противоположения. Мы силимся, дабы достичьДобра и Красоты, но наряду с тем обретаем Зло и Уродство,потому как в Плероме они едины с Добром и Красотой.

Когда же мы остаемся верны своей сущности,именно – отличимости, то отличаем себя от Добра и отКрасоты, а тем самым – от Зла и Уродства. Мы тогда ненизвергаемся в Плерому, то есть в ничто и в растворенность.

Вы станете прекословить: Ты говорил, будтоРазличимое и Тожественное равно свойства Плеромы. Как бытьтогда, когда мы свои устремления направим к различению?Разве тогда не будем мы верны своей сущности? Не придетсяли нам, устремляясь к различению, обречь себя натожественность?

Не должно вам забывать, что Плерома не имеетсвойств. Мы их созидаем помышлением. Стало быть, когда выустремляетесь к различению, к тожественности или к инымсвойствам, то устремляетесь к помыслам. Что проистекаютнавстречу вам из Плеромы, именно к помыслам онесуществующих свойствах Плеромы. В погоне за темипомыслами вы погружаетесь в Плерому и достигнетеразличения и тожественности разом. Не ваше помышление, новаша сущность – отличимость. Посему не должно вамустремляться к различению, как вы о том помышляете, но квашей сущности . Есть, по сути, одно лишьустремление, именно устремление к собственной сущности.Если есть у вас таковое устремление, то вовсе нет нужды вамзнать о Плероме и ее свойствах, и придете вы к правой целисилою вашей сущности. Ну а когда помышление отдалено отсущности, то и приходится мне наставлять вас в знании, дабысумели вы удержать в узде ваше помышление.

Просмотров: 4990
Категория: Библиотека » Юнг Карл Густав